Яблоко 02.06.2000

Елена Сафонова:
"Надо любить русских мужчин"

- Елена, меня еще со времен "Зимней вишни" поражало ваше чувство жанра. Как вы достигаете удивительной органики внутри жанра? Есть ли какие-то способы или это происходит чисто интуитивно?
- Трудный вопрос вы мне задали. Если я и достигаю чего-то, то это интуитивно. Вообще, изначально понятно, в каком жанре ты снимаешься, что это за кино: комедия, трагедия или драма. Не знаю, к сожалению или к счастью, наверное, для меня как для актрисы, к сожалению: мне практически всегда предлагают один и тот же жанр - это достаточно драматическая история с юмористическим оттенком, вот я бы так это назвала. Мне редко почему-то предлагают жанровые истории. И только сейчас, первый раз в моей жизни, я снимаюсь в комедии на Мосфильме в 10-серийной картине "Все красное". Так что у меня достаточно сложные отношения с жанром.
- А "Музыка для декабря"?
- Ну, это в общем-то тоже достаточно драматическая история с оттенком юмора, может, где-то в большей, где-то в меньшей степени. Меня держат все время в одном жанре, но это не по моей вине.
- Тогда у меня такой вопрос. Когда я смотрю "Аккомпаниаторшу", я вижу, как вы органически вписываетесь в эту французскую среду, во французский ландшафт, когда я из другого фильма узнаю, что ваш персонаж потомок Шереметьева - я в это верю, в то же время когда вы моете посуду и полы, - я в это тоже верю. Кто вы? Кто вы на самом деле?
- Кто я? Я никакой не потомок, то есть я просто никогда не занималась этим...
- Нет, кто вы?
- Вы по поводу моей мимикрии хотите узнать?
- Да, да.
- Ну, вообще, актеры, если так по-человечески нас разбирать, мы народ сомнительный. Я чем больше живу, тем больше прихожу к такому выводу. Мы не верны, потому что, если мы будем верны, нам будет трудно выходить из персонажа и мы так и останемся в нем. Это в нас есть, к сожалению, иначе без этого качества тебе будет трудно существовать как актеру. Мы не верны, мы умеем приспосабливаться как к каким-то обстоятельствам, так и к ужимкам, манерам, то есть в нас масса человеческих дефектов, которые мы в силу нашей профессии из недостатков превращаем в достоинства.
- Ну а какой главный актерский дефект, порок?
- Специфический актерский порок? Ну, я не знаю. Вообще, меня на самом деле всегда смущала эта наша мимикрия. Вот, например, в реальной жизни, когда в стране случаются глобальные события, как-то переход нашей страны совсем в другую жизнь в 91-м году, я затрудняюсь назвать героев с баррикад, которые были бы из актерской среды. Хотя душой мы всегда впереди всех, но вот чисто физически нам, наверное, не хватает человеческих качеств, чтобы взойти на баррикады с флагом. Мне лично недостает, честно могу об этом сказать.
- Фильм "Принцесса на бобах" - это еще один вариант сказки про Золушку. А вы когда-нибудь чувствовали себя Золушкой?
- Золушкой? Нет, так как в моей жизни не было принца, который пришел и сложил бы мир к моим ногам. Женщина всегда становится женщиной благодаря мужчине, который и дает понять, какая она. Если женщина не увидит себя в отражении во взгляде мужчины, какая она прекрасная, единственная, как много в ней достоинств, то понять это трудно, и женщина живет совсем другой жизнью. Я не хочу сказать, что меня не любили, нет, меня любили, влюблялись, но вот такого принца, который пришел бы и сложил мир к моим ногам, у меня не было.
- А хотелось бы?
- Конечно, очень хотелось, да я и сейчас хочу, и даже жертву себе наметила, только он не знает об этом, поэтому к моим ногам ничего не складывает (смеется).
- Елена, вот скажите, после "Музыки для декабря", достаточно эстетской картины, были "Президент и его женщина" и "Принцесса на бобах", то есть картины, не очень люблю это слово, зрительские. Это так складывается или это сознательный выбор такого вот материала?
- Это так складывается, во-первых; а во-вторых, я стала любить это слово - "зрительское", так как у нас в стране прокат пропал, а кино-то снимается для того, чтобы его смотрели, если его не смотрят, то какой в этом смысл. Мне стало нравиться слово "зрительское", нравится, что это зрительское кино. Мне кажется, что зрители в нашей стране (я себя тоже причисляю к зрителям), - я, например, устала смотреть наши фильмы с постоянными элементами, где кто-нибудь разденется и обязательно кому-нибудь отдастся - и все это в каких-то непристойных тонах и выражениях. Мы никак не можем обойтись без завязки с какими-нибудь бандитами или хулиганами. Но ведь это же неправда! Я, например, так не живу, и я уверена, что никто из вас не варится ежедневно в какой-нибудь криминальной среде. Мы постоянно слышим об этом, но мы так не живем, а почему на экране видим только это? Такое впечатление, что режиссеры, и особенно сценаристы, забыли, чем мы живем. А мы живем все теми же нормальными желаниями: быть счастливыми, любить, иметь семью, - нормальными человеческими стремлениями, о которых почему-то забыли, а кинулись в криминал и прочее-прочее, хотя вот этого в нормальной жизни людей не так уж и много. Вот почему я полюбила и слово "зрительское", и фильмы эти, с одной стороны, случайные, с другой, мне кажется, пошла новая волна нормального человеческого кино, где речь идет о нормальных людях.
- Вот есть такая притча о Ходже Насреддине: он ищет ключ под фонарем, его спрашивают: "Ходжа Насреддин, где ты ключ потерял?". - "Да там, около дома". - "А почему здесь ищешь?". - "А здесь светлее".
Вот вам приходилось когда-нибудь искать не там, где вы потеряли, и находить?
- Да, у меня в основном так и получается. Я как человек безалаберный и рассеянный часто что-нибудь теряю, а ищу-то совсем в другом месте и, что самое удивительное, нахожу.
- Я думаю, что это искусство.
- Нет, я думаю, что это просто рассеянность, так же актерское качество. Мне говорят: "Ты не там ищешь, ты здесь потеряла", а я говорю: "Мне здесь удобней!", и вдруг натыкаюсь, а в следующий раз опять все то же самое - замкнутый круг, и избавиться от этого нельзя.
- Говорят, человек как магнит притягивает к себе хорошее или плохое. Вы что, к себе притягиваете?
- В принципе, я замечала, что ко мне больше относятся хорошо, чем плохо. Это не значит, что у меня нет врагов, они у меня есть, правда, их у меня мало, но есть. В основном люди относятся хорошо, я человек доброжелательный, и меня это радует.
- Понимаете, Елена, в "Аккомпаниаторше" вы играли известную пианистку, и ей завидовала девочка, но мне всегда казалось, что вам должны завидовать! Удачливая актерская биография; хорошие режиссеры; когда на вас смотришь, на экране есть ощущение недосягаемости пространства вокруг вас.
- Может быть, да. В какой-то степени я сама это создаю, и потом мне так удобней. В этой профессии, наверное, не обойтись без зависти, и я это замечала, но нечасто, так как уже сказала, что ко мне в основном относятся с доброжелательством - и не только здесь, но и за границей, что меня очень удивило, поскольку там иностранцев не любят, и сам факт, что ты русская актриса, должен был встретить какую-то неприязнь. Но надо отдать должное французам - они ко мне отнеслись достаточно хорошо и приняли меня в свою среду, хотя это случается достаточно редко.
- А вам трудно с ними работать?
- Очень трудно, мы совсем разные.
- Я знаю, что год назад вы собирались играть в спектакле во французском театре. Этот проект осуществился?
- Да, мы сделали этот спектакль, но, на мой взгляд, спектакль получился очень неудачным, хотя пресса была хорошая, и это считается хорошим знаком. Но мы показывали спектакль во время всеобщей забастовки, которая длилась целый месяц: не ходили ни автобусы, ни метро, и к нам, несмотря на это, приходили люди, приезжали на велосипедах, я сама приходила пешком на спектакли.
- Вы играли на французском языке?
- Конечно, это же было на французском написано, причем Марина Цветаева со своей безумной фантазией выдумывала слова на французском так же, как это она делала на русском, и для них (французов) это было трудно, нам-то это понятно, мы каждый день изобретаем новые слова в нашем лексиконе, а у них этого нет, для них это был безумно трудный текст.
- А вам трудно общаться на французском или уже все равно?
- Сейчас да, а раньше я очень уставала от долгого общения на чужом языке - у меня начинала болеть голова, я начинала их (французов) тихо ненавидеть.
- А вот интересно, мысли о любви на русском и - французском?
- Они абсолютно разные. По-русски нам трудно втиснуть свои чувства в какие-то рамки, мы хотим выразить все, что чувствуем, а там это сделать трудно, я бы сказала, там язык скромнее, ну что можно сказать на французском? "Я люблю" - и все. На русском можно сказать кучу всего: мой единственный, мой драгоценный и т. д., а там только "люблю" - я вам скажу, надо любить русских мужчин, это проще (смеется)!
- Люди постоянно чему-нибудь учатся. Чему вы учитесь в данный момент?
- Я не знаю. Мы постоянно учимся у жизни, за тот отрезок жизни, что я прожила, я научилась терпению. У меня чудовищное терпение, я иногда думаю, что нормальный человек давно бы не выдержал, а я все терплю и терплю - и в силу актерской профессии, и в силу того, что я этому научилась. Сейчас чему учусь? Я понимаю, что все равно чему-то учусь, возможно, это выяснится потом (смеется).
- Вы часто чувствуете себя ребенком?
- Редко. Сейчас редко. Раньше чаще, до 35-ти во мне часто взбрыкивало детство.
- А как вы относитесь к актерской технике?
- Очень хорошо. Я люблю профессионалов. Я наслаждаюсь, когда вижу мастера на экране, вижу, как это сделано. Я восторгаюсь, когда смотрю на Аль Пачино или Де Ниро - это же техника, ну понятно, что это талантливые люди, но без отточенной техники Аль Пачино нельзя сыграть так, как он сыграл в "Крестном отце", когда он открыл рот, а крика нет, и перед нами кричащий человек, а звука нет. И этот фантастический номер технически сделан.
- А как вы технически работаете?
- Когда хуже, когда лучше. Это зависит от многого: от обстоятельств личной жизни, от моего настроения. Хотя я себя дрессирую, мне хочется быть профессионалом. Я бы гордилась, если бы однажды я смогла сказать: "Вы знаете, я профессионал!" (смеется).
- Вы много работаете?
- Когда я работаю - я работаю, я отрешаюсь от всего, я азартный человек - включаюсь, и это становится самым интересным.
- А часто вам приходится жертвовать во имя чего-нибудь?
- Да мне все время приходится жертвовать (смеется). Во имя профессии, во имя семьи, во имя детей. Я думаю, что мы все так живем.
- Вы скучаете по Ленинграду?
- Нет, я не считаю себя ленинградкой. Я же только родилась в Ленинграде, и меня сразу перевезли в Москву, и потому считаю себя москвичкой, я по духу москвичка, я обожаю этот город. Я люблю приезжать в Ленинград на время, а жить я там не могу, мне он кажется очень консервативным по сравнению с Москвой, каким-то медленным - меня это раздражает.
- Елена, вы умеете жить по-настоящему?
- Да, а это кошмар! Я все сметаю на своем пути, особенно когда влюбляюсь. Я думаю только об этом. Лучше жить как-то регулируя свои эмоции, не впадая в крайность.
- Вы любите сам процесс, любите любить?
- Да, конечно, без этого жить невозможно. Это смысл самой жизни. Когда ты влюбляешься, тебя охватывает чувство нежности к тому и к этому, и к детям, и все становится на свои места, все просто, все не так плохо, как казалось, а когда не любишь - это кошмар!
- Вы умете извлекать какие-то сокровенные плоды из одиночества?
- Вы знаете, раньше я к одиночеству относилась более благосклонно и подчас желала его, но сейчас я не люблю этого. Я поняла, что хочу жить с людьми, я не люблю жить одна.
- На съемочной площадке вы в любой момент можете сконцентрироваться?
- Это зависит от того режиссера, с которым ты работаешь. Мне везло: я работала с режиссерами, которые ко мне хорошо относились, и поэтому я себя с ними чувствовала свободно и не было чувства страха. Хотя были такие случаи, когда я боялась режиссеров, а это сразу сбивает. Я не могу собраться, сконцентрироваться, и все. А когда тебя любят и ты знаешь, что ничего страшного, ну, снимут 20 дублей, но в итоге ты все равно сыграешь (смеется). Тогда все нормально.
- Какой момент в жизни у вас самый неприятный?
- Момент разочарования в профессии, разочарования в людях, когда ты понимаешь, что зря открылся человеку, зря с этим человеком общался, что-то говорил, что-то играл этому человеку - вот это, наверное, самое неприятное.

Автор:Валерий Бондаренко